Dino Posted December 24, 2012 Share Posted December 24, 2012 Что-то я замёрз сегодня... весны хочется! Да и подумалось - почему бы не разбавить немного "продавательно-выяснятельную" картинку на форуме? Решил выложить несколько глав из истории поисков одного глухариного тока в Карелии. К Нежданному току 1. Из пункта А в пункт Б Тук-тук, перестук... Стучат-стучат колёса, отмеряют километры пути. Поскрипывает, подрагивает на стыках купейный вагон поезда Москва-Мурманск. В такт ему покачивается горячий чай в походных кружках, стоящих на столике. Увидев меня бредущим по коридору вагона от бойлера в наше купе с этими кружками, проводница понимающе улыбнулась, слегка вздохнула и покачала головой. На этом маршруте проводницы давно привыкли к такой публике – в походной или охотничьей одежде, пьющей чай из своих закопчённых кружек. Конечно, можно было бы заказать чаю и у неё и потом прихлёбывать его из стакана с подстаканником, но это было бы как-то уже совсем по-курортному или по-командировочному, но уж никак не по-охотничьи. А для нас чай из привычной, видавшей и помнящей многое кружки – это символ, знак той цели, к которой мы так стремимся. Явление символическое, культовое - не меньше. Моя жена и спутница на охоте, Иришка, не спеша прихлёбывая горячий чай, задумчиво смотрит в окно. На её губах играет лёгкая, мечтательная полуулыбка. За много лет совместных охотничьих странствий я научился хорошо понимать это выражение её лица. Сейчас не нужно никаких слов – она наслаждается этим моментом, нашей с ней совместной дорогой, этим ритмичным стуком колёс, пейзажами за окном и нашим, таким долгожданным, уединением. В этот раз нам сказочно повезло: в купе, кроме нас, никого не было. Некому отвлекать нас легковесными и немного неуклюжими дорожными разговорами, никто не стучит стаканами и не предлагает нам выпить. Не нужно выходить в коридор, чтобы остаться наедине друг с другом. Благодаря этой удаче я могу полностью раствориться в блаженном состоянии умиротворения и радостного ожидания, пытаясь осмыслить удивительные метаморфозы, происходящие в моей душе. Я нахожусь где-то между «там» и «здесь», причём эти понятия плавно перетекают одно в другое, меняясь местами. Как в школьной задачке: «из пункта А в пункт Б вышел поезд...» Выйти-то он вышел, да пока ещё никуда не пришёл. В какой-то момент времени ощущаешь себя находящимся «где-то». Это прекрасный момент, когда начинается освобождение от всего того, что увесистым грузом лежит на плечах в повседневной, обыденной жизни. И тогда ты уже просто мчишься куда-то через время и расстояние, оставив позади, в какой-то другой жизни, вязкую городскую суету, рабочие тревоги и заботы, хлопоты сборов. Вечером, впопыхах затащив в купе и распихав как попало рюкзаки, сумку с фототехникой, кулёк с продуктами на дорогу, мы всё ещё были «там», мы были «теми». Сейчас мы стремительно меняемся. В нас что-то засыпает, прячется, отходит на задний план, и тогда вперёд выходят совершенно другие эмоции, мысли и чувства. Потихоньку, незаметно меняется за окном и пейзаж – всё меньше попадается лиственных деревьев, всё больше хвойных, всё чаще проносятся мимо моховые болота, а в лесу начинают мелькать островки ягеля и брусничники. Появляются серые, тронутые разноцветными лишайниками камни. Пятна снега виднеются только кое-где в низинках, в тени ельников, а ручьи, мимо которых мы проезжаем, бурлят потоками воды насыщенного торфяного цвета – весна, уже нагомонившаяся и набурлившаяся в Москве, плавно переходящая в самое начало лета, здесь бушует вовсю. Время от времени за окном мелькают населённые пункты, чаще всего – небольшие посёлки. Людей почти не видно, лишь кое-где виднеются следы их присутствия: дымок из трубы, сохнущее на верёвке бельё… Возникает странное чувство – там живут люди, о которых мы ровным счётом ничего не знаем. И эти люди тоже не знают о нас ничего. Но как знать – может быть, заслышав шум пролетающего мимо поезда, кто-то из них прямо сейчас думает о нас? Кто мы такие? Куда и зачем мы едем? И действительно – куда мы едем? И зачем, бросив дела, повседневные заботы, выбив на работе драгоценный отпуск, дважды в год мы оставляем дом и устремляемся в путь? И почему наш путь лежит в направлении, диаметрально противоположном широкой туристической магистрали, ведущей на юг, к тёплым морям и отелям разной степени звёздности? Не могу сказать, что мы не любим тепло и комфорт – это было бы совершеннейшей неправдой. Но каждый раз, когда утомлённая зимой Москва начинает готовиться к приходу весны, нам начинают сниться устремлённые ввысь, к небу, кроны величественных сосен, седоватый мох, мягко проминающийся под ногами, и волшебная, загадочная, ни на что не похожая песня глухаря. И вот тогда начинается настоящая лихорадка – вытряхиваются шкафы, на полу образуется и угрожающе быстро разрастается гора снаряжения, перекладываются из стороны в сторону спальные мешки, котелки, болотные сапоги, налобные фонарики и масса других полезных вещей. На момент отъезда в Москве уже было тепло, от снега остались только воспоминания. Солнышко заметно припекало, а мы успели приодеться по-весеннему в туфельки и лёгкие куртки. Укладывая рюкзаки, приходится бороться с собой, укладывая свитер или пару шерстяных носков. Иришка часами составляет списки провизии, что-то там зачёркивает и переписывает, а я, в который уже раз, обсуждаю по телефону с нашим петрозаводским другом Саней все детали предстоящей поездки... Так зачем мы едем? Мне кажется, человеческой душе просто необходимо хотя бы время от времени прикасаться к гармонии природы – к её естественной красоте, не искаженной вмешательством человека. Хотя бы для того, чтобы, сравнив свои проблемы, заботы и хлопоты со спокойным величием природы, оценить их истинный масштаб. Для того, чтобы разобраться: что по-настоящему важно, а что – не очень. Для того, чтобы побыть вместе – вдали от телефонов, радио, новостей по телевизору и прочих отвлекающих факторов. Просто посмотреть друг другу в глаза, побыть наедине, поделать одно общее дело, помогая и поддерживая друг друга. Но в этой поездке была и ещё одна цель, заставлявшая учащённо биться наши сердца: минувшей осенью мы присмотрели место, в котором, как нам показалось, мог располагаться глухариный ток. Теперь мы ехали для того, чтобы постараться найти его – наш собственный ток, чтобы совершить то, без чего ни один охотник не может считать себя настоящим глухарятником. И эти цели становились всё ближе и ближе. За окном потянулись пригороды Петрозаводска, сперва дачные, потом всё более и более городские. Вот, наконец, и перрон, на котором стоит, дожидаясь нас, Саня. Здравствуй, Карелия! Мы приехали... Link to comment Share on other sites More sharing options...
ddimma Posted December 24, 2012 Share Posted December 24, 2012 Дима, Вы так красиво пишете, с такой нежностью и любовью. Такое трепетное отношение и к жене, и к окружающему миру. За окном мороз, а на душе стало теплее... Продолжение будет? Link to comment Share on other sites More sharing options...
Dino Posted December 24, 2012 Author Share Posted December 24, 2012 Продолжение будет? Обязательно будет! Если кому-то это нравится - непременно будет. Спасибо за добрые слова! 2. Заброска Не живут глухари в Петрозаводске. Голуби есть, вороны, чайки тоже имеются, кошки с собаками, люди, автомобили, троллейбусы... А вот глухарей нет. И в окрестностях Петрозаводска их тоже нет. Автомобили есть, люди тоже есть: туристы – молодые и не очень, пешие и водные, есть хрупкие девушки и вполне упитанные дяденьки, есть рыбаки и лесорубы разной степени легальности, охотники и браконьеры - всякого народа хватает... А глухарей или, как их ещё называют, мошников совсем нет. Плохо им там – шумно, беспокойно и очень опасно. Глухари, как известно, токуют в глухомани, среди моховых болот и дремучего леса, там, где всё ещё бродят лоси и медведи, где дремлют в тени леса очаровательные тихие лесные озерца – ламбушки. Вот туда-то нам и нужно. По-настоящему глухариные места начинаются в наше время, пожалуй, не ближе, чем в полутора сотнях километров от столицы Карелии. Эти километры складываются из асфальта разной степени качества, из грейдеров и лесовозных дорог, из едва заметных тропинок, ведущих через болота и сельги, из озёрной глади. Они все разные, но их необходимо преодолеть прежде, чем перед тобой откроются ворота в Глухариное царство. Процесс преодоления этих километров в охотничьих экспедициях традиционно называется заброской, независимо от того, как она осуществляется – по земле, по воде или по воздуху. Главное в ней – как можно сильнее сократить общее время в пути и расстояние, на которое придётся тащить на себе весь свой скарб до «того самого места» - до той точки, с которой, собственно, и начнётся настоящее Приключение. На самом деле, заброска – это ещё одно промежуточное, переходное состояние души человека на пути его преображения из замотанного горожанина в Охотника. Этот процесс характеризуется особенной торопливостью, поспешностью, стремлением завершить его как можно скорее, что не удивительно – впереди ждёт Охота, общение с природой. Осталось совсем чуть-чуть! Всё начинается с заезда в магазин за продовольствием. И, хотя Иришка неоднократно составляла список покупок, что-то вычеркивала, поправляла, дописывала – все равно закупки совершаются довольно спонтанно. Проходя с тележкой мимо полок в огромном магазине, каждый из нас ищет что-то, что в далеком лесу может побаловать нас, напомнить о Москве. И зачастую именно эти покупки потом остаются нераспечатанными. Потому что чем дольше ты живешь в диком лесу, тем меньше тянет на всякие пищевые премудрости. Хочется простой походной еды – гречки или макарон с мясом, сальца с хлебушком, а иногда – и капустного салатика с яблочком. Можно, конечно и французского сыра под бокал вина, но это именно как редкое напоминание о «той» жизни… Но и макароны и сахар в лес надо как-то доставить. И вроде народу в этот раз немного, но одной тележки нам в магазине опять не хватает – берём вторую. Потом сами с удивлением смотрим на эту огромную гору еды и кажется совершенно невероятным, что это всё будут есть всего три человека. К сожалению, весна в лесу – такое время, когда на подножном корму не очень-то и протянешь. Ни тебе грибов, ни ягод – разве что наковыряешь на болоте горсть-другую вытаявшей из-под снега перемёрзшей сладковатой клюквы. Рыбалки тоже толком нет, да и охотой не прокормишься: рябчик весной – табу, тетерев и глухарь – трофеи серьёзные, требующие времени и сил для их добычи. Вот и приходится тащить с собой питание на всю неделю. А впереди еще путь по лесу. И не добравшись туда, не посмотрев, как там теперь, никогда наперед не догадаешься – сможет ли проехать квадроцикл с грузом или придётся тащить всё на себе, пойдешь ли пешком то твёрдому или придется отвязывать от рюкзака снегоступы и месить снег все двенадцать километров, которые невозможно проехать на машине.С глубокими вздохами выгружаем обратно на полки часть деликатесов, оставляя в тележке только самое необходимое, расплачиваемся, сопровождаемые понимающей и слегка восторженной улыбкой кассирши и упаковываем снаряжение и провиант в машину. Наш путь лежит на север от Петрозаводска: сперва сто километров по мурманской трассе, потом ещё шестьдесят по отворотке, да ещё тридцать в сторону по грейдеру. Дальше машина и осенью, по сухому, не пройдёт, а сейчас – разгар весны. Там у Сани запрятан в лесу квадроцикл, на котором мы попытаемся забросить в избу всё самое тяжёлое из вещей, а сами пойдём пешком. Серой лентой убегает под машину асфальт, мелькают за окном сосны, камни, нечастые посёлки и заправки. Дорога убаюкивает, успокаивает и только где-то в глубине души бьётся тонкой жилкой родничок нетерпения. Скорее бы уже! Очень хочется добраться до избы засветло, чтобы успеть ещё сегодня подготовиться, уложить необходимое для организации лесного лагеря, а завтра перед рассветом стартовать к «ближнему току», послушать, как поют в этом году глухари и двинуться дальше, к нашей заветной цели. По мере нашего продвижения на север снег в лесу появляется всё чаще и чаще. Кое-где, в самых тенистых местах, он даже лежит сплошным покрывалом. И всё-таки мы надеемся, что удастся обойтись без снегоступов и, что самое приятное, квадроцикл сможет пробиться к избе. А это значит, что нас ожидает не отчаянный штурм пересечённой местности с рюкзаками за спиной, а приятная пешая прогулка налегке. Так, за мечтами, планами, наблюдениями и неспешными разговорами проходит автомобильная часть заброски. Санина старенькая «Волга» сползает с грейдера на неприметную отвороточку и, шкрябая то и дело днищем по кочкам и камням, заползает в лес, насколько это возможно дальше от дороги. Там она будет дожидаться нашего возвращения, забросанная ветками и валежником. Первое, что хочется сделать в лесу, едва выбравшись из машины – набрать в грудь как можно больше воздуха. Потом ещё и ещё. Это не просто воздух, это божественный нектар какой-то! В нём растворён, смешан фантастический букет ароматов – хвои, прелой листвы, камней, кристально чистой воды, да Бог знает чего ещё. Этим воздухом не просто дышишь, его пьёшь, наслаждаясь каждой каплей. Физически ощущаешь, как с каждым вдохом в тебя вливаются силы, бодрость и радость жизни. Тем временем вернулся Саня, ходивший за квадром. Нам крупно повезло – судя по количеству снега, оставшегося на старой лесовозной дороге, ведущей в глубь леса, проехать по ней удастся. Это значит, что рюкзаки всё-таки поедут, а мы пойдём. Переобуваемся в сапоги, дожидаемся, пока затихнет треск квадра и развеется запах его выхлопа и, предвкушая приятную прогулку, трогаемся в путь. Первый километр пути – почти сплошь разливы поверх моховых болот. Старая дорога тянется под водой, через неё бегут маленькие ручейки и целые потоки. Время от времени дорога карабкается на небольшую гривку и снова сбегает вниз, в воду. Раскатав сапоги, бодро шлёпаем по воде, слушая её весёлое журчание. Внезапно, с шумом и плеском, из-за ближайшего куста срывается пара уток. Останавливаемся, провожаем их взглядом и ещё некоторое время слушаем затихающий свист крыльев. Иришка оборачивается ко мне, глаза у неё радостно блестят: -Ну вот и поздоровались! Правда, здорово? -Да… неужели добрались? -А сам как думаешь? Но вот болота закончились, дальше – подъём и лес. Скорым шагом поднимаемся и слышим приглушённый расстоянием стук топора. Оглядываюсь – так и есть: прошедшая зима была очень снежной, под тяжестью огромной снеговой массы многие деревья сломались или согнулись. В лесу тут и там видны целые пучки сосен, собранных в кучу одним падавшим стволом. Снеголом какой-то, одним словом. - Знаешь, солнышко, мне кажется – мы ещё не совсем добрались. - Да, как-то не очень похоже… ну что же, разомнёмся! Саня отчаянно рубится сквозь завал. Вооружившись топориком и пилой-цепочкой, атакуем завал с фланга. Совместными усилиями дело идёт гораздо веселее. На наше счастье, завалы и одиночные упавшие поперёк дороги деревья встречаются не очень часто, но порядок движения меняется: спереди идёт «штурмовая группа», состоящая из Иришки и меня. Мы стараемся оперативно устранять возникающие препятствия, а за нами тарахтит на квадроцикле Саня, подключающийся к нам в особо тяжёлых случаях. Конечно же, прогулка в сопровождении шумного и пахнущего выхлопом транспорта уже не кажется такой очаровательной, но мы всё-таки довольно бодро продвигаемся к нашей цели. Вот, наконец-то, и избушка, запрятанная в укромном сосновом бору на берегу лесного озера. Взмокшие, распаренные, отдувающиеся, мы радостно переглядываемся: вот теперь – добрались! Первым делом – напиться чаю! Душистого, горячего и сладкого, из настоящей озёрной воды и с ароматом костра. Обязательным сопровождением чая в лесу являются сухарики – с сахаром и изюмом… Почему-то в городе мы совсем не покупаем их домой – даже не хочется, а в лес берём обязательно. Это ритуал – чай с сухариками… Потом выкладываем вещи из рюкзака (и совсем не важно, что именно сейчас они не нужны – просто пусть лежат на полочке, но не в рюкзаке, не готовые к переносу на другое место, а просто на пустой наре)… Теперь подготовить спальное место – и мы НА МЕСТЕ! Мы добрались... Мы в отпуске... Мы в лесу! Долгий ночной разговор у костра. Мы так давно не виделись, так многим хочется поделиться, а главное – запланировать завтрашний день: куда пойдем, как надолго пойдём, какой дорогой лучше пройти, что возьмём с собой, что из вещей лучше надеть, что взять с собой из еды – вопросов всегда много… И, тщательно спланировав утро, поставив все будильники, мы провалились в сон. Это был глубокий, крепкий и уютный сон – нам снился лес. Первое мая закончилось. Это был очень хороший день. Link to comment Share on other sites More sharing options...
profus Posted December 24, 2012 Share Posted December 24, 2012 Ну вот... хотел как-то напроситься на охоту... не ожидал, что с женой ездите... за рассказ спасибо! Link to comment Share on other sites More sharing options...
Dino Posted December 24, 2012 Author Share Posted December 24, 2012 не ожидал, что с женой ездите... Неразлучники. 3. Как насмешить природу. Будильник верещал пронзительно и настырно. С трудом выпутавшись из спальника, я спрыгнул на пол и, пошатываясь спросонья, побрёл к двери. Легонько скрипнув, дверь отворилась и я выглянул на улицу. Зажмурился, закрыл дверь, постоял молча, покачал головой... - Ребятки, а какое сегодня число, а? - Нууу, вчера было первое мая. Если мы не сутки проспали, значит сегодня второе – потягиваясь, сонно отозвался Саня. - А почему ты это спросил? – приподнявшись на локте, спросила Иришка, хорошо изучившая все мои интонации. - А вы лучше сами посмотрите, а то будете говорить, что я брежу, доктора звать... Посмотреть было на что – за какие-то четыре часа весь мир вокруг полностью преобразился: земля, деревья, наша изба – всё было покрыто толстенным слоем пушистого снега. Окружающая действительность удивительно напоминала иллюстрацию к зимней сказке – такую, какие бывают в детских книжках. С неба на всё это белое великолепие продолжали густо сыпаться огромные снежные хлопья. Мы молча смотрели друг на друга. - Дааа... – задумчиво протянула жена – Хочешь насмешить природу – спланируй что-нибудь заранее! Мы со всей очевидностью поняли, что наши планы отправиться пораньше на поиски тока придётся немного отложить. У нас не было возможности поискать ток ранней весной, по набродам и так называемым «чертежам», оставляемым глухарями на снегу, когда они начинают токование и активно перемещаются «на полу» - то есть по плотному снегу или насту, расставив крылья. Поэтому мы предполагали использовать другую тактику поиска, выбирая места для вечерних наблюдений за перелётами глухарей и подслуха. Кроме того, в нашем распоряжении оказывались и утренние зори, когда можно было бы перемещаться по угодьям и продолжать подслух, надеясь услышать вожделенную глухариную песню. Таким образом мы могли бы исследовать довольно обширную территорию в намеченном районе. Но такой поиск из избы был невозможен – нам попросту не хватало бы времени на ежедневные походы в район поиска и обратно в избу на днёвку. А для организации лагеря нужно было не только дойти до намеченной точки, но ещё и отнести туда запасы еды, тент и кое-что из посуды. Мы рассчитывали, что снежный покров будет минимальным и нам удастся довольно легко преодолеть предстоящий переход протяжённостью километров в двенадцать и разбить базовый лагерь, опираясь на который можно было бы заниматься поисками тока. Заниматься этим по колено в рыхлом свежевыпавшем снегу, в котором безнадёжно тонули не только снегоступы, но и широкие охотничьи лыжи, да ещё под густо сыплющимся и с неба, и с деревьев снегом, показалось нам не самым правильным решением. Посовещавшись, решили выждать и осмотреться, постараться понять – чего нам стоит ждать от погоды в ближайшие сутки-двое. К полудню снег стал стихать и после обеда совсем прекратился. Утих ветер, настойчиво дувший ещё с вечера и на небе стали появляться первые робкие голубые просветы. Погода решительно улучшалась, усидеть в избе было совершенно невозможно. Увязая в снегу, мы с Иришкой отправились на прогулку, чтобы в полной мере насладиться красотой зимнего леса и разведать начальную часть завтрашнего маршрута. Снег огромными шапками облепил деревья только с одной стороны. Углубившись в лес, мы заметили любопытную картину – повернув голову влево, мы видели перед собой лишь белые-белые пушистые шапки, складывавшиеся в совершенно фантастические фигуры. В небольшом отдалении эти фигуры сливались в единое белое полотно. Но стоило повернуть голову направо, как деревья проступали во всей своей контрастной графичности – каждый ствол, каждая прихотливо изогнутая веточка чётко проступали на белом фоне, напоминая причудливый орнамент. Стремительно теплело. Постепенно лес наполнился шорохом и мягкими шлепками сползающего с веток и еловых лап снега. Совсем скоро к этим звукам добавилась капель – сперва робкая и редкая, но постепенно набиравшая силу. В немом изумлении, словно боясь звуком человеческого голоса разрушить это волшебство, мы пробирались вперёд… До наступления сумерек мы успели пробить тропу на вершину сельги, у подножия которой приютилась наша изба. По этой сельге нам, если природа смилостивится, предстояло идти завтра. Это был довольно сложный участок пути – затяжной подъём по узенькой тропе, петлявшей между соснами и, к тому же, изобиловавшей валежником и валунами. Начинать завтрашний переход с этого подъёма, да ещё по снежной целине, означало только одно – мы взмокли бы ещё в самом начале пути, поэтому сегодня мы постарались насколько возможно облегчить себе завтрашнюю дорогу. Сомнений в том, что мы всё-таки отправимся завтра к нашей заветной цели, оставалось всё меньше и меньше – весна вдруг опомнилась, встряхнулась и, увидев, что пока она отвлеклась, зима принялась за старое, принялась наводить порядок. Снег целыми пластами сползал с деревьев и с шумом осыпался вниз, капель частым дроботом доносилась отовсюду, а снег, толстым рыхлым покрывалом укрывавший землю, на глазах оседал и уплотнялся. В избу мы вернулись уставшие, распаренные и совершенно взмокшие, но, тем не менее, радостные и полные ожиданий. О, это совершенно особенное, ни с чем не сравнимое удовольствие – запыхавшимся, с гудящими ногами, совершенно пьяным от чистого воздуха, вытянуться на наре в избушке и слушать потрескивание дров в печке, прихлёбывая чай из своей старой походной кружки. Ощущаешь себя бесконечно добрым, умиротворённым, готовым принять и обнять весь мир… Как жаль, что так мало людей в мире больны этой неизлечимой болезнью! Link to comment Share on other sites More sharing options...
MamaM Posted December 24, 2012 Share Posted December 24, 2012 Как красиво и вкусно(да да именно вкусно, очень хочется попробовать такую поездку) написано Link to comment Share on other sites More sharing options...
Dino Posted December 24, 2012 Author Share Posted December 24, 2012 очень хочется попробовать такую поездку Это не просто... но я Вам искренне желаю попробовать! 4. Уйдём на рассвете… Майское утро в Карелии очень раннее. Зато и световой день – длинный-длинный. И это очень хорошо – можно многое успеть, пока не зашло солнце и ночная тень не окутала землю. Пробуждение было раним и каким-то заполошным: всю ночь снилась работа, одно из тех длинных и нервных совещаний, к концу которых перестаёшь понимать, кто ты такой и что ты, собственно, делаешь, зачем всё это... Фуф... сел, спустил ноги. Остывший за ночь пол приятно освежил ступни, взбодрил, вернул к реальности. Встряхнул головой и неожиданно засмеялся – как же здорово: вот она, изба – прочная, приятно пахнущая деревом стен, печкой, дровами, сложенными под нарой. Иришка смотрит на меня с интересом: - Чего хохочешь? - Представляешь, работа приснилась... - Тебе тоже, да? Это нас отпускает, выздоравливаем! – и она широко и радостно улыбнулась, сладко потягиваясь. Заворочался на своей наре Саня, выпростал из спальника взлохмаченную голову: - Ну вы чего, такая рань... Вставать, что ли? – говорит он тоном, который, по задумке, должен вызвать в нас неизбежное сострадание к ближнему. Не получается – сегодня мы решительны и непреклонны. - Саня, это ты – лесной человек, у тебя времени хоть отбавляй! А у нас отпуск короткий, дрыхнуть некогда. Глубоко вздохнув, со скорбным выражением лица истинного страдальца, он выбирается из постели. На самом деле всё это – своего рода игра. Саня прекрасно понимает наши чувства, он и сам азартен, а идеей найти этот глухариный ток загорелся вместе с нами ещё осенью и теперь горит жарким, ровным пламенем. С подъёмом Сани в избе начинается энергичный хаос: Иришка ищет коробку с овсяной крупой, я, чертыхаясь, вытаскиваю из рюкзака, заботливо спрятанного далеко под нарой, горелку и баллон с газом, а Саня, периодически прыгая через нас и за всё подряд задевая, то тащит кастрюльку с водой, то кидается вытаскивать с пола из дальних углов избы дрова и растапливать прогоревшую за ночь печку. Мы хором уговариваем его этого не делать – долго ждать, пока печь разгорится, на газу приготовим завтрак значительно быстрее. Постепенно Саня успокаивается, перестаёт метаться и шуметь и усаживается за столом, заинтересованно посматривая на закипающую кастрюльку. На самом деле, всё можно было подготовить заранее, ещё с вечера: достать горелку, поставить на неё кастрюльку с водой, рядом приготовить чайник... Конечно, можно. Но тогда пропал бы тот самый элемент игры, которую мы вместе с Саней ведём вот уже многие годы знакомства. Никто и не припомнит, кто и где «зацепил» фразу, являющуюся девизом этой игры: «Жисть должна тексти, как она есь!» Означает она то, что в любой нашей поездке должен присутствовать некоторый элемент авантюры, бесшабашности, непричёсанности. Это делает жизнь гораздо вкуснее, ярче и разнообразнее суховатой, рациональной, расчётливой городской жизни взрослых, серьёзных людей. С Саней нам редкостно повезло. Авантюрист по духу, потомственный охотник, безоглядно влюблённый в лес и знающий его, как собственный дом, он впервые встретил нас на вокзале Петрозаводска десять лет назад. Скептически оглядев парочку столичных штучек, растерянно стоящих над грудой невообразимо огромных рюкзаков, он церемонно и важно с нами поздоровался, спросил, который из рюкзаков Иришкин, взвалил его на плечо и пошёл вперёд, показывая дорогу. С тех пор мы прошагали вместе далеко не одну сотню километров по карельским лесам, сельгам и болотам. Сегодня мы добавим в эту копилку ещё несколько километров. Если быть совсем точным, то двенадцать – это если всё пойдёт строго по плану, безо всяких петляний, блужданий и обходов. Кто-то предпочитает измерять человеческую спайку пудами совместно съеденной соли, а мне очень нравится мерять её расстоянием совместно пройденного пути. Только путь этот должен быть непростым, тернистым. Тогда он добавляет контрастности разным шероховатостям человеческого характера и высвечивает все достоинства, заставляя их ярко сверкать всеми своими гранями. Разложив по рюкзакам нехитрый бивуачный скарб – спальники, коврики-пенки, тент, котелок и прочие походные полезности, собрав провизии дня на три, повесив на плечо ружья, мы наконец-то вышли в путь, ведущий к нашей заветной цели. В голове у меня с самого пробуждения крутился мотив песни очень хорошего автора и певицы – «Тайга, да километры»... До чего же к месту припомнилась песня! Тайга – вот она, вокруг; километры – передо мной, знай себе шагай да шагай. Пусть не Сибирь, но места глухие – настоящий медвежий угол. И мы шагаем по этой глухомани, вытянувшись в цепочку, меряя ногами пространство. Саня, на ходу оглядываясь, заявляет с нескрываемым удовольствием: - Ну вы и лоси! - Чего обзываешься? - А что – не лоси? Целый проспект протоптали... улицу Горького! - Так идти же легче! - Ну-у, москвичи! Всё бы вам по ровному ходить! Идти действительно легче, чем вчера. Снег за ночь очень сильно осел, уплотнился – мы даже не сразу понимаем, что пробитая вчера тропа уже закончилась и мы идём «в целИк». Начинаем понимать Санину подначку – в общем-то, вчера можно было бы так не убиваться в глубоком, рыхлом снегу – сегодня тянуть тропу было бы неизмеримо легче. У Сани есть одна теория, согласно которй путь кажется гораздо короче, если проходить его, как он называет, «по-чукотски», то есть глубоко о чём-нибудь задумавшись. Послушать Саню – так чукчи вообще очень задумчивые люди. Впрочем, зерно истины в этой теории определённо есть, чем я время от времени пользуюсь. Вот и сейчас, переходя широченное кочковатое моховое болото, пересекавшее наш маршрут, я невольно задумался. Насколько же сильно всё-таки город влияет на нас, людей. Если вырываться в лес всего пару раз в год, это становится особенно заметно. Слух отвыкает слышать лёгкие, отдалённые шорохи, скрипы, голоса птиц – ему гораздо привычнее резкие, механические звуки, громкие голоса, стремящиеся перекричать друг друга, чтобы быть услышанными. А здесь, в лесу, всё звучит гораздо деликатнее, мягче, приглушённее. Зрение тоже подводит: в городе оно привыкает к ярким, сочным, но по большей части неестественным краскам, к прямым линиям и обширным плоским поверхностям, пересекающимся под прямыми углами. В природе же крайне мало прямых линий и идеально плоских, гладких поверхностей. Здесь всё играет тончайшими оттенками мягких цветов, фактурами, причудливыми кривыми линиями, множеством мелких деталей. Поэтому глазу горожанина так трудно «поймать» - распознать, выделить из окружающей картинки силуэт птицы или зверя. Особенно если они неподвижны. Вот и бродит горожанин по лесу – вроде бы и смотрит, и слушает, да ничего не видит и не слышит. Но хуже всего приходится, пожалуй, ногам. На городском асфальте, лестницах, эскалаторах они напрочь забывают все навыки, так необходимые здесь, при ходьбе по кочкам, камням, мхам и зыбким болотам. Шагаешь неловко, неустойчиво, то и дело оскальзываясь, цепляясь за ветки и едва не падая. То тут, то там приходится замереть, стоя на одной ноге и высматривая, куда бы этак побезопаснее поставить вторую, ноги практически постоянно напряжены, из-за чего гораздо быстрее утомляешься. Да и успевать одновременно смотреть по сторонам и под ноги очень трудно. И лишь через несколько дней хождения по пересечённой (а местами – сильно пересечённой) местности с удовольствием замечаешь, как к тебе начинает возвращаться то приятное ощущение лёгкости ходьбы, когда походка становится мягкой и упругой, расслабленная, свободная нога словно бы сама находит для себя безопасный пятачок, когда всё реже и реже приходится смотреть под ноги. Такое ощущение я про себя называю «лесными ногами». Мои размышления были прерваны на самом интересном месте просто возмутительным образом – правой ногой я подцепил длинную и упругую ветку, которой чуть не подсёк самого себя под левую. Мои «лесные ноги» подвели меня на совершенно ровном месте. Едва удержавшись на ногах, я огляделся: оказалось, что, пока я предавался размышлениям, мы почти пришли к намеченному месту будущего лагеря. Что же, Санина теория сработала блестяще – до конечной точки маршрута я дошёл, почти не заметив этого. Link to comment Share on other sites More sharing options...
Dino Posted December 24, 2012 Author Share Posted December 24, 2012 5. Немного о лесных ночёвках До сумерек ещё было время и мы занялись подготовкой лагеря. Местечко для него мы определили в замечательно красивом, бронзово-золотом бору на сухом мху, метрах в трестах от весело журчащего крошечного ручейка, который должен был снабжать нас водой. На выбор места повлияли и несколько стоящих неподалёку внушительных сушин, которые должны были составить наш дровяной запас. Кроме того, моё внимание привлекли две лежащие параллельно друг другу валежины, которые должны были составить «фундамент» нашего будущего пристанища. Вырубив поблизости несколько небольших ёлок из тех, что росли слишком тесно и явно мешали друг другу, я нарубил с них лапник. Еловые стволы, будучи уложены поперёк валежин, образовали лаги для настила, который я завершил, настелив поверх лапник. Оставалось натянуть над нашим импровизированным «гнездом» тент под углом к земле в один скат, обратив его открытой стороной к будущему кострищу, и наш балаган был готов к ночлегу. Устроенный таким образом балаган, на самом деле, позволяет очень уютно переночевать – натянутый над ним тент не только укрывает от дождя, но и отражает тепло костра вниз, на расположившихся под ним бродяг. Тем временем, Саня «уронил» сушинку и они вдвоём с Иришкой успели распилить её на три длинных полена, которые должны будут составить наш ночной костёр. От такого ночного пристанища довольно трудно уходить, но мы же сюда добирались столько времени не только за ночлегом и костром. Поэтому, быстро вскипятив себе чайку и немного подкрепившись, отправились на подслух. Выбравшись на край сельги, за которым начиналось обширное, поросшее невысоким сосняком болото, расселись и стали смотреть и слушать. Расчёт был на широкий обзор, который позволил бы нам увидеть перелетающих на вечерней заре в сторону тока глухарей, либо услышать их – звуки по болоту разносятся далеко, а глухари очень часто запевают свою токовую песню вечером, особенно в хорошую погоду. Видимо, они и сейчас где-то пели, но явно не там, где ждали их мы. Стемнело. Надо было возвращаться к костру, чаёвничать, коротать ночь до утренней зорьки. Утром должен был начаться активный поиск – надо будет потихоньку перемещаться по намеченной территории, стараясь услышать песню. Костёр, составленный из трёх сложенных штабелем брёвен, горел хорошо и ярко, тихо шипел закипающий чайник. Иришка очень любит сидеть у такого костра, смотреть в огонь и время от времени ворошить угли специально для этого вырезанной палочкой-кочергой. В такие моменты я стараюсь расположиться у костра так, чтобы видеть её лицо, освещённое отблесками пламени, бронзовую чёлку, блестящие глаза. Сами собой приходят воспоминания о прежних ночёвках в лесу, о разных событиях, с ними связанных. Однажды, года четыре назад, сидя на вечернем подслухе и слушая подлёты глухарей, мы с женой решили не возвращаться на ночь в избу, да и вообще не уходить от тока далеко, разложив себе крошечный костерок с подветренной стороны, чтобы дым не тянуло в сторону тока. Котелок был с собой, чай, сахар и сухари – тоже. Отойдя метров четыреста, мы нашли бугорок, за которым и укрылись. Тихо потрескивал небольшой, уютный костерок. Луна постепенно укатилась вниз и скрылась за кронами сосен, заря на востоке только-только начинала розоветь – наступил самый тёмный, самый загадочный период короткой северной ночи. Лес затих в ожидании рассвета, угомонились птицы, в полном безветрии застыли деревья. Неспешно тёк приглушённый разговор о всякой всячине, о делах семейных, о родных и знакомых – да мало ли тем для разговора у счастливой супружеской пары посреди глухого ночного леса? Вспоминались прежние охоты, охотничьи успехи и неудачи. Но вот, на самой грани слышимого, я уловил первый щелчок глухариной песни. Показал Иришке направление, развернулся и стал вслушиваться. Вот раздался ещё один щелчок… потом ещё и ещё. Распевается, определённо распевается! Что же, пора собирать лагерь. Быстренько затоптали костерок, залили его специально растопленным в котелке снегом. Я убрал котелок в рюкзак, примостил его на спине. Ну вот, сейчас пойдём. И тут тишину ночи разорвал низкий, протяжный рык. Показалось, что всё тело отозвалось резонансом. Моментально выступила испарина. Поразительно, как быстро – практически мгновенно – мы оба поняли, что происходит. Мгновенный взгляд друг другу в глаза и, что называется, страшным шёпотом, в один голос: - Медведь! Оба смотрим в ту сторону, откуда донёсся рёв. Лихорадочно пытаюсь сообразить расстояние. Ясно одно – это близко. Очень близко. Тем временем, пальцы делают своё дело независимо от моей воли, словно бы сами по себе: ружьё переломлено, дробовые патроны вынуты, осталось достать пулевые из кармана, вставить их в патронники и закрыть ружьё. Я даже успевал порадоваться тому, что руки не трясутся и что-то всё-таки делают, когда раздался новый рык. Теперь уже гораздо ближе. Вот это уже точно по нашу душу, никаких сомнений. Лицо у Иришки белое-белое и на нём огромные, широко распахнутые глаза. Она смотрит на меня неотрывно, не моргая. В глазах немой вопрос – что делаем? В моём мозгу проносится: «ну же, Дима, делай что-то!» Главное – сдержать себя и не побежать! Не видно ни зги. В такую темень я его в упор не увижу! Что же делать-то? Стоп! Есть! - Иришик, потихоньку, бочком – вот туда, где полянка со снегом, где мы котелок набирали… Давай! Она кивает головой – поняла. Успеваю заметить, что она крепко держит ружьё – вот умничка! У неё ружьё заряжено, хоть и дробью, а я стою, как дурак, с пустыми стволами. А нам ещё метров сорок пройти… Даст ли? Или бросится прямо сейчас? Пока ничего не слышно – ни дыхания, ни рёва. Правда, сердце молотится прямо в ушах и кровь толчками бьёт в голову и шумит… Как-то медленно – или это время так растянулось, что между двумя ударами сердца успеваешь передумать кучу всего? Приставным шагом, бочком-бочком, почти неотрывно глядя в сторону медведя и лишь изредка оглядываясь, чтобы не напороться на что-нибудь и не упасть, продвигаемся к намеченной полянке. Это круглый пятачок снега метров двадцати в диаметре, посередине которого стоит сосна. Вот жена ступает на снег – слышен его лёгкий шорох. Нам везёт… или пока везёт? Ничего-ничего, вот я уже и ружьё зарядил, осталось взвести курки. Во-от, так уже лучше! - Солнышко, вставай с той стороны дерева, спиной к нему и смотри: если сунется – на снегу мы его увидим. - Что мне дальше делать? - Говори мне – правее он, левее или по центру… - Относительно тебя или меня? Этого я выдержать уже не могу! Напряжённые до звона нервы срываются и я начинаю беззвучно смеяться: - Это только моя жена может такой вопрос задать в такой ситуации, Эйнштейн ты мой! - Он ещё надо мной смеётся! – слышится из-за спины возмущённый шёпот. - Иришик, относительно тебя… мне просто нужно знать, с какой стороны от тебя высунуться, я повернусь и мы его в четыре ствола встретим! Интересно, кто кого успокаивает? Повисла пауза. Через какое-то время сзади раздался шёпот: - Как хорошо, что ты сказал, что надо делать – я немного успокоилась, а то трудно, пока не договорились. Боюсь, что в самый важный момент можем не понять друг друга.. Я закурил. Почему-то пришла мысль, что так будет лучше: может быть, запах дыма как-то отпугнёт зверя? Мысли всё ещё лихорадочно скакали по всей голове, то появляясь, то исчезая, но в какой-то момент я почувствовал, что уже могу что-то планировать. Так, значит – если я его увижу, то первым выстрелом попробую попасть в голову… Да ну, в какую голову! Совсем темно, это же один силуэт будет… Значит – подождать, подпустить поближе, держа на мушке переднюю часть. Только бы не бросился прыжком! Ладно, спокойнее, спокойнее! Допустим – выстрелю один раз, если смогу – в пасть, если нет – в грудину, другой – куда попаду, потом… Треснуть его ружьём? Перехватывать надо, да и толку… Нет, наверное – брошу ружьё в него, чтобы отвлечь и… Ножом! Точно! У меня же нож есть! Так-так-так… А как я его достану, если он под курткой? Достал из ножен нож, всадил его в дерево возле лица. Почему-то подумал, что так его будет легче схватить. И в этот самый момент понял, что паники нет! Тревога, конечно, есть, и пульс дикий, и дыхание учащённое, но мысли так уже не мечутся и в глазах не темнеет, да и каждый волос на голове чувствовался уже не так сильно. Ну нет уж, к жене я его не пущу, зубами грызть буду! Тут же в голову пришла резкая и очень болезненная мысль, от которой во рту стало как-то кисло и схватило горло: «ну ладно сам-то, дурак! Но Иришку-то куда поволок? Как же ей страшно, бедной!» - Иришенька, тебе не холодно? - Шутишь? Вся в испарине! - Не-е, не шучу. Пытаюсь отвлечь и успокоить… - Удалось, речистый! Дай-ка лучше сигарету… - Да ты же не куришь… - Закуришь тут… с медведями этими! - Сейчас, подожди, прикурю… Вот, держи! Какое-то время молча курим, напряжённо прислушиваясь… Нет, никуда он не делся – вот хрустнула ветка, потом прошелестело что-то, а вот, кажется, мелькнул тёмный силуэт. Точно – он! Обходит нас кругом, но держит дистанцию. Курю непрерывно, одну сигарету за другой. Во рту сухо и противно. - Ничего не видишь? - Ничего… Светает, вроде? - Да, точно – светает! - Слава Богу! Слушай, а у нас же фляжка с коньяком есть! - И чего мы ждём? Сто граммов коньяка проскочили как-то совсем незаметно, но своё дело сделали. Стало заметно спокойнее. Заря занималась всё ярче, становилось всё светлее и светлее. И как-то давно уже не было заметно никаких признаков присутствия медведя. - Милая, сколько нам до лесовозки – метров сто, не больше? - Точно не больше. Может, и поближе. Думаешь – можно уже идти? - Ну не поселяться же нам здесь… Давай потихонечку пойдём, там и видно лучше. Старая лесовозная дорога в этом месте была довольно широкой и совсем не заросла. Кроме того, с обеих сторон к ней примыкал чистый, хорошо просматриваемый бор. Обзор там был явно лучше, чем здесь – в окружении кустов и можжевельников. Не спеша, часто оглядываясь, мы вышли к дороге и пошли в избу, продолжая напряжённо прислушиваться и оглядываться. На подходе к избе с облегчением услышали стук топора – Саня, проснувшись и не застав нас, решил приготовить к нашему возвращению завтрак. - А чего выстрела не было? Не скрали глухарика? Пели хоть? - Пели, Сань. Только нас самих чуть не скрали… - А вы чего такие белые оба? Что случилось-то? - Саш, нас чуть медведь не сожрал! Саня смотрел на нас во все глаза – целая буря эмоций отражалась в его взгляде. Кто их знает, этих городских, что с ними вообще может случиться! - Да чтобы я вас ещё одних в лес отпустил… С этими словами он убежал в избу, откуда вскоре выскочил с бутылкой коньяка. Торопливо открыл её и плеснул нам по пол-кружки: - Пейте давайте… Вы бы себя сейчас видели! Оба! После коньяка на нас навалилась неодолимая дремота и мы проспали до самого вечера. Проснувшись, первым делом решили, что ночевать в лесу мы теперь будем только у большого, яркого, основательного костра. Ещё двое суток я не мог курить. Я даже сигареты не мог видеть без отвращения. Правда, коньяк негативных эмоций вызывать не начал. Летом Саня тщательно обследовал этот район и нашёл то, что и ожидал – буквально в ста метрах от нашего кострища лежали останки лося, которого и охранял от нас наш ночной знакомый. Так что ничего особенно удивительного в поведении медведя не было, они охраняют свою добычу весьма агрессивно. Я так до сих пор и не могу понять, почему напрочь забыл о налобном фонарике, который так и пролежал у меня в кармане. Иришка утверждает, что она не хотела пользоваться своим фонариком, чтобы не раздражать и не провоцировать зверя. Через пару лет после этих событий Иришка обмолвилась в разговоре, что медведь в ту ночь всё-таки вышел – точно на неё. Он замер на самом краю нашей снежной полянки, не дальше, чем в десяти метрах от нас, отчётливо видимый тёмный силуэт, как мы и предполагали. Он стоял и смотрел на неё, а она молча целилась в него и выжидала. Потом медведь развернулся и ушёл, буквально растворившись во тьме. Она не сказала мне ни слова – она была готова встретить его сама, защищая меня – моя милая, славная жёнушка, которая так смешно топорщит губку, когда красится перед зеркалом. Та, с которой я пойду не только в разведку, но вообще куда угодно. Вот она подняла глаза и улыбнулась мне – такой доброй, доверчивой и беззащитной улыбкой. Пламя костра играло на её лице мягкими, тёплыми отблесками. Link to comment Share on other sites More sharing options...
Dino Posted December 24, 2012 Author Share Posted December 24, 2012 6. Поиски Следующие три дня были сильно похожи друг на друга – пусть не как близнецы, но как родные братья. Мы окончательно превратились в ночных животных, жизнь которых от заката до рассвета была наполнена делами – переходами, подслухами, наблюдениями, поиском. Днём мы заготавливали дрова, ели и сладко спали под симфонию звуков весеннего леса. Сон был удивительный – глубокий, уютный, какой-то бархатный и плотный. Часов за пять-шесть сна удавалось полностью выспаться и восстановить силы - просыпались мы бодрыми и свежими. Едва выбравшись из уютных спальников, мы ощущали сильный, поистине волчий аппетит. Странное дело – втянувшись в лесную жизнь, преображаешься весь, целиком: ты гораздо больше слышишь, зрение обостряется, откуда-то берутся силы, бодрость и выносливость. Кажется, что в организме подтягивается каждая мышца, ты весь – как струна. Здесь меньше, чем в городе, спишь – и намного лучше высыпаешься, здесь ешь всё подряд и всё идёт на пользу. Кажется, сама Природа, улыбаясь, как заботливая мать наполняет тебя Жизнью. До вечерних сумерек остаётся ещё часа два, можно не торопиться и идти не спеша, наслаждаясь дивной красотой карельской природы. Поиски тока на почти незнакомой местности – дело нелегкое. На самом деле местность не была совсем уж незнакомой: минувшей осенью, бродя в поисках лосиных или медвежьих следов, а также тетеревиных выводков, мы уже забредали в эту глухую, отдалённую часть угодий. Утомлённые ходьбой по болоту и чепурыжнику, присели отдохнуть на валежинке в очень красивом месте. - Если б ты был глухарь - ты бы здесь токовал?– спросила меня Иришка. - Пожалуй, да… - ответил я, оглядевшись. - Да и я, будь я копалушкой, к тебе бы сюда прилетела – задумчиво произнесла жена. Присмотрелись повнимательнее и нам показалось, что здесь все приметы подходящего для тока уголка были на месте – красивый, чуть заболоченный бор со старыми соснами, частью высокими, частью кривыми, с просторными кронами, небольшое болотце, поросшее реденьким чахлым соснячком, сельга, тянущаяся через бор вдоль края болотяны… - Сань, а ты как думаешь, стал бы ты тут токовать? - Да ну вас, бесполезно. Токуй, не токуй, а она всё равно только на тебя смотрит! Хотя, если серьёзно, то местечко-то перспективное… - сказал Саня, отвлёкшись от перематывания портянки и оглядываясь вокруг. Именно тогда было принято решение прийти сюда весной и поискать ток. Тем более, что глухариный помёт попадался во множестве, да пару копалух мы подняли, едва тронувшись в дальнейший путь. В общем-то, хорошо известно, что глухари – не кочевые птицы и особенно далеко от токов и гнездовий не удаляются, держась весь год в рамках ограниченной территории. И вот мы здесь весной… Конечно местность узнать трудно, но это тот же бор, то же болотце, та же сельга, Но тогда здесь были ягодники, а теперь ещё много где сохранился снег. Мы выбрали самую простую тактику – идём на место предполагаемого тока вечером и начинаем внимательно смотреть и слушать. В случае неудачи всё повторяем с утра. Так и делали - выбирали симпатичную валежинку и присаживались, стараясь полностью раствориться в тишине – чтобы по возможности слышать подлёты токовиков или сигналы копалух. Саня в это время потихоньку старался обойти территорию побольше – может что услышит, а может кого и спугнёт. Но ничего, к нашему глубокому сожалению, не обнаруживалось. Слегка раздосадованные, мы уходили к нашему лагерю. Майские ночи в Карелии короткие – едва успеваешь отдохнуть и напиться чаю, как пора снова выдвигаться, чтобы повторить операцию. На следующий раз мы немного смещались, располагаясь уже в другом месте. Так мы постепенно продвигались вдоль сельги, стараясь выбирать следующую точку метрах в трёхстах-четырёхстах от предыдущей. Может, конечно, показаться, что такие занятия должны быть не очень-то интересными – лес и лес, тишина и тишина. На самом деле, городскому жителю лес обычно кажется пустоватым. Связано это прежде всего с тем, как мы движемся по лесу – шумно ступая, цепляясь и шурша одеждой по веткам. Мы пахнем дымом, потом и средствами от комаров, жареной пищей с острыми приправами и стиральным порошком. Обитатели леса, которые обладают несравненно лучшим, чем у человека, слухом и обонянием, знают о нашем приближении издалека и всегда могут спрятаться, затаиться или убежать. Есть ещё и лесная «система оповещения» - сойки, вороны, сороки… Завидев внизу угрозу, они поднимают настоящий гвалт, который для большинства птиц и зверей означает опасность. Поэтому тот, кто хочет в лесу кого-то увидеть или услышать, должен прежде всего сам стать невидимым и неслышимым, раствориться в окружающей среде, самому стать частью леса. Если тихонько присесть в тени и затаиться хотя бы на пятнадцать минут, прикинувшись обычным пнём или камнем, можно увидеть, как успокоится лес и жизнь вокруг, растревоженная вторжением человека, вернётся в нормальное русло. Появятся птицы, перелетающие с ветки на ветку, а если повезёт – можно увидеть и кого-нибудь из животных. Вот так, затихнув, мы и сидели, напряженно вслушиваясь в лесную тишину, на самом деле наполненную жизнью и движением. Стоит прислушаться – и ты слышишь, как где-то тихонько тают, похрустывая, в луже льдинки, как щёлкают ветки, освобождаясь от снега. Вот заблеял в сгущающихся сумерках лесной барашек – бекас. С неба так и льются удивительные звуки, издаваемые его оперением во время его кульбитов и виражей. Свистит свою песенку припозднившийся рябчик – ему давно уже спать пора, а он знай старается. Неожиданно раздается хорканье – прямо над головой, низко опустив клюв, тянет вальдшнеп. Даже немного жаль, что мы сейчас не на тяге, у нас другая задача и нам категорически нельзя шуметь. Что же - лети, дружок, ищи себе подругу! Чем гуще сумерки, тем меньше слышно птиц – они постепенно умолкают, устраиваясь на ночлег. Наступает очень тихий, задумчивый, немного печальный период темноты, лишь изредка нарушаемой звуками ночных обитателей – то выпь крикнет со стороны ламбы, обдав моментальным испугом, то заяц залопочет дурным голосом. Зато утро позволяет насладиться радостной картиной пробуждения. С каждой минутой рассвета оживляются лесные жители – вот перепорхнула небольшая пичуга, вот вдали защебетали проснувшись, сойки. Вдоль дальнего края болота бредёт, переставляя свои белые ноги-ходули, лось. Всё активнее бормочут за сельгой тетерева, ток у них разгорается всё жарче и жарче. Вскоре, с восходом солнца, разгорается настоящий птичий концерт. А нам становится совершенно ясно, что глухаря здесь нет. Возвращается Саня, ходивший на разведку тетеревиного тока. Ток там оказался большой и активный, но расположен на открытом месте. Что же, к следующей весне можно будет выстроить там шалаш. Эта находка, конечно же, очень приятна, но она не может полностью развеять огорчение от того, что время отпуска неумолимо уходит, а наша главная цель так и остаётся не достигнутой. К исходу третьего дня поисков мы обследовали весь намеченный район и окончательно поняли, что обманулись. Казалось бы, такое замечательное место – тихо, красиво, но глухарей нет. Мы сидели у костра, глядели в огонь и размышляли о том, что завтра надо будет собирать лагерь и уходить в избу – послезавтра мы должны быть в Петрозаводске, чтобы сесть в поезд и отправиться домой. Сейчас самое время было завалиться спать. Иришка отложила в сторону свою костровую палку и задумчиво посмотрела в лес: - А что у нас там? – спросила она, показывая пальцем чуть в сторону от завтрашнего направления домой. - Там бор заканчивается, потом начинается ельник, потом ещё старая-старая вырубка… - медленно перечислял Саня – а там начинается старая дорога, по которой лес вывозили. В принципе, мы по ней можем пройтись по дороге к избе. Идти дольше – небольшой крюк заложим, но зато удобнее. Иришка повернулась ко мне. - Рискнём? - А давай проверим, почему бы нет? – отозвался я. Решено было собирать лагерь и выдвигаться – нам с Иришкой сразу же, ещё до рассвета, а Саня должен был задержаться, замаскировать место стоянки и догнать нас позже. Наскоро собрав рюкзак, мы включили налобники и отправились в путь. Мы уже успели миновать небольшой ельник и отойти от лагеря метров пятьсот, когда оба одновременно остановились и вздрогнули. Прямо над нашей головой, с высокой сосны, с треском и грохотом слетел глухарь. 7. Нежданный Вот это был сюрприз! Единственное, что я смог произнести, оправившись от неожиданности, было: - Здрасьте! - Да уж... – Иришка была более многословна – Мы все ноги истоптали, ищем их, а они чуть ли не у нас в лагере прячутся! Дальше мы двинулись гораздо осторожнее, стараясь ступать как можно тише и поминутно прислушиваясь. Не успели пройти и пятидесяти метров, как ещё один петух слетел с ветки, но перелетел недалеко и с треском уселся где-то поблизости. С каждой минутой становилось всё интереснее и интереснее. Было совершенно ясно, что два глухаря рядом – это не случайность, ток где-то поблизости. И всё время, пока мы разыскивали его, он так и был здесь – в непосредственной близости от нашего лагеря, но всё-таки за границей слышимости глухариной песни. Вопрос был только в том, как действовать дальше – двигаться вперёд или ждать на месте, надеясь, что токование вскоре начнётся. Наши сомнения разрешились сами собой – мне удалось расслышать колено глухариной песни. Это была победа! Мы, радостно улыбаясь, переглянулись. Сразу стало удивительно легко и тепло на душе, сердце радостно билось. Вот он – наш ток, пусть и найденный почти случайно. Пора было вступать во владение нашим сокровищем. Токующий глухарь был ещё довольно далеко, можно было подойти поближе, не стараясь подскакивать под песню без риска его подшуметь. Мы потихоньку продвигались вперёд, песня слышалась всё отчётливее. Что-то странное послышалось мне в очередном колене. Ба, да это ещё один – чуть в стороне от первого. С каждым шагом становится всё интереснее и интереснее. Первый услышанный нами петух поёт уже довольно близко, песня слышна отчётливо, вся – вплотьдо точения. Поёт с жаром, хорошо распелся! Теперь надо быть осторожнее, дальше – только подскок под песню, иначе спугнём. Шепчу Иришке прямо в ухо: - Прыгай к этому, если подойдёшь – бери и возвращайся сюда. Я ещё посмотрю, посчитаю и приду к тебе. Иришка кивает, глаза блестят – видно, что охотничий азарт уже охватил её всю. Строго под третье колено, расходимся: она – к ближайшему глухарю, я – обходя его по дуге, тоже под песню, дальше. Снова замечаю, насколько разный у нас с ней стиль подскока к птице. Она делает всё тщательно, крадучись, словно по-кошачьи – выбирает место для шага, шагает мягко и аккуратно, не торопясь,по два шажочка. И обязательно стремится занять удобную, устойчивую позу на втором шаге. Я же делаю длинные быстрые прыжки, если успеваю – то и три подряд, стараясь, конечно же, маскироваться, но иногда бываю неряшлив. Знаю за собой этот грех, но не всегда могу с собой справиться, за что иногда бываю наказан – внезапная перемолчка, сбивка глухариной песни может застать меня стоящим на одной ноге, да ещё нелепо и неловко изогнутым. Постепенно расходимся всё дальше, Иришку уже еле слышно. Вот умничка! Понимаю, что пора мне переключаться и начинать подход под песню второго глухаря, а не первого. И практически сразу слышу песню третьего. Вот это да! Теперь я одновременно слышу трёх глухарей, поющих с разных сторон от меня. Такого я ещё не встречал. Двоих одновременно – слышал, но чтобы троих... Ладно, ребята, попробуем посмотреть – сколько же вас здесь всего... Аккуратно лавируя, стараясь выбирать надёжные пятачки для ступни, не допускать никаких ошибок, двигаюсь дальше. Ощущение такое, словно все трое находятся на одном расстоянии от меня, все три песни слышно одинаково хорошо. Двигаться дальше становится невероятно трудно, руки дрожат от волнения, лоб покрылся испариной. В душе просто шквал эмоций – и восторг, и радость, и волнение: как бы не ошибиться. В очередной раз замираю... и слышу четвёртого! Ближайший ко мне глухарь неожиданно, посреди тэканья, закашлялся. Совершенно натуральный, словно человеческий, кашель. Да может быть, это и правда человек? Но нет – помолчав немного, продолжает песню. Ну, будь здоров, удивил ты меня! Давай-ка я попробую к тебе подойти поближе, удостовериться – что это за кашель... Маскируясь за деревьями, песня за песней, подхожу. Где-то уже совсем близко: слышны все подробности песни, все разнообразные звуки, возникающие в горле птицы. Сейчас важно как можно быстрее определить, на каком именно дереве поёт петух, перевидеть его, оставшись незамеченным. Спрятавшись за сосновым стволом, вглядываюсь в переплетение ветвей. Ага, вот он – сидит вполдерева, выбрал себе замечательный толстый сук и рисуется на нём красиво, как на картинке. Надо бы обойти немного стороной – так, чтобы быть сзади от него, так меньше шансов, что он меня заметит. Продолжаю подход, стараясь прятаться за деревьями, кое-где перебираясь почти ползком, стараюсь на коротких открытых отрезках пути двигаться максимально плавно, словно тень, не делая резких перемещений из стороны в сторону. Удаётся! Вот он уже совсем близко – стрелять можно было бы наверняка – только я не хочу. Пусть Иришка возьмёт глухаря, а я пока просто немножко полюбуюсь. С досадой думаю о том, что фотоаппарат остался в рюкзаке – замечательные кадры могли бы получиться! Огромная тёмная птица видна во всей своей дикой, первобытной красоте – отливающая изумрудом шея, запрокинутая голова с подрагивающей бородой, развёрнутый хвост – сказочное, незабываемое зрелище! На какое-то время забылся, не в силах оторвать взгляд от певца, потом сообразил, что брожу уже долго, пора бы и возвращаться. Ещё какое-то время двигаюсь полукругом, считая токующих глухарей. Насчитал семерых и решил потихоньку заворачивать, чтобы описать круг и вернуться туда, где мы расстались с Иришкой. Что-то долго не слышно выстрела – неужели ей не удалось подойти? Неожиданно за моей спиной раздался шум крыльев. Я замер – это ещё что такое? Обдав меня ветром, копалуха пролетела прямо надо мной и приземлилась на полянке метрах в двадцати. Буквально через несколько секунд следом за ней пронеслась вторая и буквально свалилась на мох рядом с первой. Та шарахнулась в сторону, а вторая, развернувшись к ней грудью и полураскрыв крылья, с каким-то кошачьим шипением прыгнула вперёд, налетев на соперницу. Я оторопело смотрел на происходящее – мне никогда раньше не приходилось слышать что-либо о драках глухарок. Ошеломлённая натиском соперницы, первая копалуха отскочила и, как-то жалобно сгорбившись, неуклюже подскочив, взлетела и скрылась за деревьями. Судя по звуку, улетела она далеко. Счастливая победительница, немного потоптавшись на месте и проводив взглядом изгнанницу, улетела обратно, едва не задев меня крылом. Я наконец-то выдохнул. Интересно, что это было – схватка двух соперниц или изгнание чужачки? Сколько же удивительных событий происходит на току, какие драмы разыгрываются! Потихоньку поворачиваю, двигаюсь, как и запланировал, обратно. В этот момент раздаётся раскатистое «Тах-х-х!». Выстрел! Вот и славно – надеюсь, мы с трофеем. Интересно, сильно ли напуганы токовики выстрелом? Совсем скоро, услышав песню, понимаю – нет, не напуганы. Судя по тому, что перерыв в пении был совсем коротким, понимаю – ток, скорее всего, совсем не пуганый. Да какой населённый! Насчитав двенадцать токующих петухов, выхожу к месту назначенного жене свидания, и вижу её, всматривающуюся в лес в ожидании меня. Надо же – почти не ошибся, вышел на удивление точно. Обычно я гораздо сильнее плутаю в лесу, выдерживать правильное направление мне тяжеловато. Интересно – привык или свою роль сыграл редкой силы эмоциональный подъём? Увидев меня, Иришка радостно улыбается и поднимает лежащего у её ног тяжёлого, здоровенного петуха. Что же, с полем тебя, милая! С первым глухарём, взятым на нашем с тобой току – взятым честно, что называется – «от и до». Таким трофеем можно гордиться! Взволнованно, перебивая друг друга, делимся впечатлениями. У Иришки получилась интересная, но непростая охота – тот глухарь, к которому она начала подходить, подпустил её практически на верный выстрел, но внезапно сорвался и перелетел, причём, сев в отдалении, практически сразу запел снова. Пришлось всё начинать сначала. Всё шло хорошо, пока внезапно рядом с Иришкой не закричала копалуха, подняв тревогу. Глухарь насторожился и замолчал. Пришлось затаиться и долго ждать, пока он снова распоётся, что он на свою беду и сделал. Совсем скоро мы увидели бодро шагавшего к нам Саню: уже издали он улыбался, а, разглядев Иришкин трофей, просто засиял от радости: - Ну вы и настырные! - Сань, а как иначе? Ты же сам всегда говоришь, что природа награждает упорных! - Вы ток посмотрели? Я уже четверых слышал! - Я – двенадцать... Саня восхищённо показывает нам большой палец: - Да, ребята, поздравляю! Это не ток – это праздник! Не сдержав эмоций, хватает меня за плечи, хлопает по спине. Улыбаемся. Саня угадал – это действительно праздник! А на празднике дарят подарки. Иришка протягивает Сане глухаря: - Это тебе! - Вы чего, зачем? Везите домой! - Нет, Сань. Без тебя мы бы вряд ли справились. Да и потом – знаешь, нам так хочется. Этот аргумент почему-то всегда срабатывает. Сашка бережно берёт птицу, убирает её голову под крыло и аккуратно укладывает в рюкзак. Хвост воинственно торчит наружу. Не сговариваясь, понимаем, что пора дать нашему току имя. По старой охотничьей традиции своё имя должно быть у каждого глухариного тока. Смотрю на Иришку. Она, лишь на секунду задумавшись, почти выдыхает: - Нежданный... Да, пожалуй, лучшего имени этому току не придумаешь! Что же, так ему теперь и называться, снова и снова напоминая нам о том, что никогда нельзя сдаваться. Какое-то время стоим молча, наслаждаемся моментом, потом Иришка тихонечко говорит: - Саш, ты иди, мы догоним. Посидим здесь чуть-чуть. Понятливый Саня, хитро на нас посмотрев, лёгким шагом двинулся в обратный путь, в избушку. Оглядевшись, я заметил громадную валежину и присел на неё, привалившись спиной к сосенке. Иришка пристроилась рядышком, улыбнулась и положила голову мне на плечо. Вместо заключения Летит в ледяной пустоте Вселенной планета Земля. На её поверхности миллиарды людей чем-то заняты: они любят, спят, ненавидят, смеются, стреляют, работают, плачут… На северном полушарии этой планеты, в глухом лесу, на давно упавшем, полуистлевшем и заросшем мхом стволе огромной сосны, тесно прижавшись друг к другу, сидят двое - он и она. У неё есть свой Мужчина. У него есть своя Женщина. И у них есть свой глухариный ток. Наверное, во всей вселенной нет в этот момент никого счастливее их. Link to comment Share on other sites More sharing options...
Old_Fat_Fox Posted December 24, 2012 Share Posted December 24, 2012 Прочитала на одном дыхании, снимаю шляпу- мастер слова. Позавиловала вам по-доброму.. Выросла на природе, почти что в деревне, среди лесов. Захотелось прямо-таки одним глазком взглянуть на ваше место. На большее я не готова, в отличие от Вашей жены, я труслива пожалуй, для такого экстрима =) Link to comment Share on other sites More sharing options...
Recommended Posts
Archived
This topic is now archived and is closed to further replies.